DA ROMA ALLA TERZA ROMA

XXXVIII SEMINARIO INTERNAZIONALE DI STUDI STORICI

Капитолий, 20-21 апреля 2018

Максим Анисимов

Российская Академия Наук

г. Москва

print in pdf

ВНЕШНЯЯ ТОРГОВЛЯ РОССИИ ОТ КОНЦА XVII К СЕРЕДИНЕ XVIII В.: КОММЕРЦИЯ И ПОЛИТИКА

XVII век стал столетием освоения Россией Сибири. К концу века русские первопоселенцы добрались до самых дальних точек Азии и подошли к границам Китая. Это движение на восток русских казаков и крестьян не завершилось бы успехом, если бы его не поддерживало государство. Россия, возрождавшаяся после событий Смутного времени – тяжелой гражданской войны, переросшей в войну освободительную, нуждалась в средствах, и одним из традиционных ресурсов страны всегда была пушнина. Именно за ней шли русские промысловики (от слова промысел), и именно пушниной брался налог с переходящих под власть Москвы сибирских народов. Значение пушнины, как и необходимость служить своему государству, хорошо понимали и русские отряды – известны случаи, когда находившиеся в России вне закона за разбои ватаги первопроходцев исправно отправляли русским воеводам в ближайших городах собираемую ими же дань пушниной с сибирских народов.

На Амуре российские служилые люди столкнулись с цинским Китаем, который не желал дозволить русским укрепиться в территориях, которые находились в зависимости от него. Именно этот многолетний конфликт и закончился в 1689 г. Нерчинским договором России и Китая. Это был политический компромиссный договор о размежевании земель в условиях, когда ни та, ни другая сторона не могли добиться решающего преимущества. Для китайской стороны политические вопросы были первостепенными. В Москве были другие планы: как пишет советская исследовательница Яковлева, в написанных русским послам «инструкциях главное значение придавалось вопросам установления широкой, свободной и взаимной торговли с Китаем. […] Вопрос о разграничении земель был для русского посольства в тот момент второстепенным. […] Ради установления скорого и прочного мира и налаживания торговли Россия не только пошла на проведение разграничения земель в невыгодных для себя условиях, но соглашалась на значительные территориальные уступки»[1]. Китайские послы в Нерчинске, напротив, очень неохотно обсуждали вопросы установления торговли – Китай, стремившийся к самоизоляции, до того отказался разрешать на своей территории торговлю голландцам, которые от имени Нидерландов соглашались платить китайскому императору дань. Однако, нуждаясь в прекращении войны с русскими, китайские власти согласились на включение в Нерчинский договор статьи, гарантирующей свободную торговлю подданным двух стран[2]. 5-я статья договора, действовавшая до середины XIX в., разрешала свободную торговлю в соседних странах тем купцам, которые будут иметь разрешения от своих властей[3]. Китай впервые в своей истории заключил торговое соглашение с европейской страной. В дальнейшем русские продолжали конкретизировать условия свободной торговли, и уже в 1728 г. в новом Кяхтинском договоре они были уточнены и стали более действенны[4].

Мы видим, как политический договор повлёк за собой торговое соглашение, инициатором которого были власти России.

В истории России были и обратные примеры. 25 ноября 1741 г. на российском императорском престоле в результате переворота утвердилась дочь Петра Великого Елизавета Петровна. До того момента она была далека от внешнеполитических дел и по ряду причин решила сблизиться с традиционным противником России – Францией, отвернувшись от прежних союзников – англичан. Однако мнение всего петербургского высшего света было однозначным – Франция не изменит свою политику поддержки исторических врагов России в Стамбуле, Стокгольме и Варшаве, а союз с Англией, обеспечивающий продажу русских товаров за золото ещё со времён Ивана Грозного, является важнейшим. Это мнение высказывали и люди, далекие от внешнеполитических дел. Новый английский посланник в Петербурге С. Вейч 3 апреля 1742 г. сообщал в Лондон о том, как любезно его встретили все знатные русские высокопоставленные лица, и в этом же донесении уверенно сообщил: «Так как никакая торговля не приносит России столько выгод, как торговля с Англией, старая русская партия естественно расположена к нам и будет очень рада установлению прочной дружбы между правительствами великобританским и русским»[5]. 28 июня 1742 г. Вейч записал в донесении в Лондон примечательные слова: «В добром расположении к Великобритании русских министров и русской нации я вполне уверен. Не смею так же положительно относиться к намерениям царицы Елизаветы, но я неоднократно видел, как она милостиво снисходит к советам своих министров и прислушивается к мнению своего народа, хотя бы противным её личным чувствам»[6]. 30 июля того же года ему фактически вторит в донесении в Версаль и французский посланник в Петербурге шевалье д’Альон: «Царица бесспорно любит Францию по привязанности и признательности; но у государыни эти преимущества сильно уравновешиваются привычкой нации быть соединенной с нашими естественными врагами, частными связями, которые наиболее доверенные люди имеют именно с англичанами»[7].

Елизавета Петровна, пришедшая к власти в результате переворота, прекрасно понимала, что остаться на престоле она сможет, только следуя интересам своих придворных – мы видим достаточно примечательное ограничение российского самодержавия, можно сказать, что эпоха дворцовых переворотов и новая роль гвардии стала ответом общества на чрезмерное усиление власти русских императоров, средством заставить их проводить ту политику, которую считала нужной русская элита. В 1742 г. именно русская элита, заинтересованная в торговле с англичанами, заставила императрицу Елизавету вернуться к союзу с Англией и отказаться от планов союза с Францией.

В истории России это редкий пример, когда внешняя торговля определила внешнюю политику государства – обычно ситуация была обратной.

Не стала исключением из правила и дальнейшая политика Елизаветы Петровны. В то время как внешняя политика Петербурга возвращалась к союзу с Лондоном, французские дипломаты старались выбить из рук англичан главный козырь и тоже заключить с Россией торговый договор. В Версале считали, что это хороший повод официально признать императорский титул Елизаветы Петровны – до того Франция так и не признала новый титул Петра I и его наследников.

Французскую дипломатию в то время русская торговля на самом деле не интересовала, это были политические игры: французский государственный секретарь Амело писал посланнику в Петербурге д’Альону 10 сентября 1742 г.: «Мы никогда не основывали надежд на реальную пользу от какого-либо соединения короля с Россией, как и на деле торговли. Наша главная точка зрения – мешать, насколько это возможно, России быть в тесных связях с нашими врагами»[8]. Однако во Франции был государственный деятель, который понимал нужность торговли с Россией в отношении строительства военно-морского флота – государственный секретарь морских дел граф де Морепà, которого французские историки называют одним из лучших французских госсекретарей, знавших военно-морские дела[9]. Граф де Морепа стремился создать сильный французский флот для противостояния английскому, и для этого ему нужны были источники сырья – дерево для корпусов и мачт и пенька для канатов, то, что англичане получали в России. Именно Морепа определил французским консулом в Петербурге специалиста по строительству кораблей Сен-Совера.

Торговле не удалось заставить российскую политику повернуться в сторону Франции – торговый договор по политическим причинам так и не был подписан, страны в итоге пришли к 1748 г. к разрыву отношений. Последним французским дипломатом, покинувшим Петербург, и стал консул Сен-Совер.

В 1756 г. отношения между двумя державами были восстановлены, и в Париж и Петербург снова вернулись соответственно российский и французский дипломаты, страны стали участниками антипрусского блока и союзниками в Семилетней войне. Сразу же исчезли все препятствия к подготовке торгового договора между Россией и Францией. Активным сторонником его заключения был французский госсекретарь герцог де Шуазёль.

Герцог де Шуазель, тогда известный как граф де Стенвиль, посланник Франции в Вене, ещё в сентябре 1758 г. писал, что Франции необходимо использовать союзные отношения с Россией как можно более полным образом, основой чего должна была бы, по его мысли, стать двусторонняя торговля. Именно такая взаимовыгодная торговля, считал будущий глава французской дипломатии, привела в дальнейшем к тесным политическим связям России и Англии, а теперь Франции следует использовать опыт британцев[10]. На посту руководителя французской внешней политики герцог де Шуазель продолжил эту линию. В декабре 1760 г. Шуазель в беседе с русским послом в Париже заявил, что хотел бы учредить французскую компанию для торговли с Россией, какая давно была у англичан. Целью компании была бы закупка в России украинского табака, пеньки и льна – тех важных товаров, которые французы даже во время войны с англичанами вынуждены были закупать у них. Более того, сам Шуазель, по сообщению русского посла, планировал возглавить эту компанию, что говорило об особой заинтересованности французского министра иностранных дел в отношениях с Российской империей.

В Версале подготовили и проект договора между Россией и Францией «о мореплавании и коммерции». Он был вручён русскому правительству французским посланником бароном де Бретейлем (де Бретёй) в марте 1761 г. Подданным России и Франции разрешалась свободная торговля в европейских территориях обеих стран, местные власти должны были относиться к торговцам из дружественной страны как к представителям «фаворизованной нации». Французы отдельно гарантировали, что те русские, которые будут прибывать во Францию для обучения науке, художествам и коммерции, «будут особенно защищены и обучены»[11].

Перспективы прямой взаимной торговли были хорошие – в России был большой спрос на французские товары (предметы роскоши, одежда, мебель, гобелены, вина, маслины, кофе, шоколад и т.д.). Во Франции был столь же значительный спрос на русские товары (икра, меха, парусина, поташ (карбонат калия – один из важнейших в то время промышленных химических реагентов), медь, древесина и т.д.), но доставляли всё это в Россию и Францию англичане или голландцы[12]. Теперь же появлялась возможность исключить лишних посредников.

Однако смерть Елизаветы Петровны 5 января 1762 г. по Григорианскому календарю прекратила переговоры о торговом союзе. Взошедшему на престол императору Петру III российский канцлер Воронцов, подробно расписывая преимущества торгового договора с Францией, представил, что «последний ответ Франции, кажется, таков, что дело скоро можно довести до заключения договора»[13], но Пётр III ненавидел французов и был политическим врагом Франции. Английскому посланнику Кейту Пётр III заявил, что при нём не будет никакого торгового соглашения с Францией[14]. К концу полугодового правления Петра III французский посланник выехал из Петербурга, а русский посол в Париже уже собрал вещи для отъезда. Политика снова определила судьбу торговли – первый русско-французский торговый договор будет подписан только через четверть века – в 1786 г., когда произойдёт очередное политическое сближение России и Франции.

По той же причине оказалась сорвана подготовка русско-испанского торгового соглашения, подготовить которое в 1761 г. в Петербург испанским королём Карлом III был послан испанский посланник маркиз де Альмодовар. Тем самым Россия и Испания восстанавливали дипломатические отношения, прерванные в 1730 г. Со своей стороны, правительство Елизаветы Петровны тоже выражало желание торговать с Испанией. В августе 1760 г. в инструкции к отправляемому в Испанию посланником России князю Репнину были включены такие строки: Репнин должен уведомить испанский двор, что Елизавета Петровна «весьма склонна и желает, чтобы между обоими государствами доброе купечество восстановлено было к обогащению обоих государств и к пользе подданных, чтобы возможно было товары без посредников получать»[15]. После прихода к власти Петра III союзная Франции Испания тоже лишилась надежд на торговый договор.

Пытались наладить торговлю с Россией и другие страны Европы, которые не имели политических отношений с Петербургом. Венеция в конце 40-х гг. XVIII в. поручила своему посланнику в Париже обсудить с его российским коллегой возможность торгового договора с Россией. Русский посланник Гросс в ответ предложил перевести вопрос в политическую плоскость, что затянуло вопрос. В это же время венецианцы наладили контакты и с русским резидентом в Стамбуле, и запросили у русских разрешение торговать с ними через Чёрное море. Россия с радостью разрешила это сделать. В Лондоне венецианский резидент вскоре поблагодарил русского посланника графа Чернышева за тёплый приём его властями венецианского корабля, и Чернышев также интересовался возможностью назначения полномочного представителя средиземноморской республики в Россию[16]. Но Венеция на это не решилась.

Также в торговле с Россией была заинтересована и Португалия. В 1751 г. португальский посланник в Лондоне да Сильвейра имел тайный разговор с русским посланником графом Чернышевым о налаживании прямых торговых контактов. Чернышев предложил португальцам секретно передать в Россию проект торгового договора. Дело со стороны Португалии затянулось, вероятно, в Лисабоне решили выяснить возможности русского рынка. Нового русского посланника в Лондоне князя Голицина португальский дипломат попросил Петербург оказать содействие в секретной (от англичан) поездке в Россию португальского купца Пинту. Его целью было выяснение возможностей торговли португальским вином в России, и Петербург поспешил заверить Лиссабон, что примет купца на подобающем уровне[17]. Пинту отправился в Россию в сентябре 1755 г. и вернулся домой в 1756 году[18], когда уже началась Семилетняя война, и Португалия, оказавшаяся в противоположном от России блоке, отложила вопрос о русской торговле, решив его, как и другие страны, в более подходящей политической обстановке.

Таким образом, мы видим, что в конце XVII века Россия стала инициатором установления торговых связей с Китаем, пользуясь установлением политических, а в XVII веке Россия сама оказалась в схожем с Китаем положении. Стремясь в то время быть признанной европейцами в качестве равноправного участника международных отношений, Россия в лице её правителей стремилась к установлению политических связей. Европейские же страны считали более важными торговые дела, и именно со стороны европейских государств шли предложения об установлении двусторонних торговых связей. В Петербурге пользовались этим и предлагали поставить в качестве начала торговых контактов политические договоры, которые бы признавали, прежде всего, императорский титул русских государей. Для русских властей, как полвека ранее для Китая, налаживание экономических связей без налаживания перед этим политических отношений было невозможно, и неслучайно русские дипломаты в европейских столицах говорили своим европейским коллегам, желавшим установить торговые отношения, что первыми должны быть отношения политические. И у тех правительств, которые следовали этой политике – официально признавая императорский титул Елизаветы Петровны, направляя в Петербург своих посланников (Франция, Испания), ситуация с торговыми контактами была лучше, чем у тех, кто пытался решить с Россией торговые вопросы без решения вопросов политических (Португалия, Венецианская республика). Нужда европейских стран в российских товарах и российском рынке в середине XVIII века способствовала включению Российской империи в европейскую систему международных отношений, как в конце XVII века нужда России в торговле с Китаем способствовала началу вовлечению Китая в общее торговое пространство континента от Темзы до Хуанхе. Тем самым Российская империя, располагаясь на огромных просторах, связывала между собой не только подвластные ей народы, но и цивилизации Востока и Запада, при всём их разном отношении к международным торговым связям.

---

[Un evento culturale, in quanto ampiamente pubblicizzato in precedenza, rende impossibile qualsiasi valutazione veramente anonima dei contributi ivi presentati. Per questa ragione, gli scritti di questa parte della sezione “Memorie” sono stati valutati “in chiaro” dal Comitato promotore del XXXVIII Seminario internazionale di studi storici “Da Roma alla Terza Roma” (organizzato dall’Unità di ricerca ‘Giorgio La Pira’ del CNR e dall’Istituto di Storia Russa dell’Accademia delle Scienze di Russia, con la collaborazione della ‘Sapienza’ Università di Roma, sul tema: «IMPERO UNIVERSALE, CITTÀ, COMMERCI: DA ROMA A MOSCA, A NERČINSK») e dalla direzione di Diritto @ Storia]

[1] П.Т. Яковлева, Первый русско-китайский договор 1689 г. М., 1958. С.134.

[2] Там же. С.173.

[3] G. Maniscalco Basile, Aeternum Foedus tra Russia e Cina: il Trattato di Nerčinsk (1689): testi, lessici e commentari, Roma 2017, 11.

[4] П.Т. Яковлева, Первый русско-китайский договор 1689 г. М., 1958. С.198.

[5] Донесения и другие бумаги английских послов, посланников и резидентов при русском дворе от 7 марта 1741 г. по 16 июля 1742 г. // Сборник Императорского Русского исторического общества (далее - СИРИО). Т. 91. СПб., 1894. С.451.

[6] Тамже. С.510.

[7] Донесения французского посла маркиза де Ла Шетарди… // СИРИО. Т. 100. СПб., 1897. С. 300.

[8] Там же. С.356.

[9] J.-P. Villiers, P. Duteil, L'Europe, la mer et les colonies, XVII – XVIII s., Paris 1997, 78.

[10] L.J. Oliva, Misalliance. A Study of French Policy in Russia during the Seven Years War, NewYork 1964, 121 s.

[11] АВПРИ. Ф. 93 (Сношения России с Францией). Оп.1. 1761 г. Д.6а.Л.119.

[12] L.J. Oliva, Misalliance. A Study of French Policy in Russia during the Seven Years War, cit., 123 ss.

[13] Доклады канцлера графа М. Л. Воронцова императору Петру III // Архив князя Воронцова. Кн.7. М., 1875. С.542.

[14] R.N. Bain, Peter III, Emperor of Russia: The story of a Crisis and a Crime, London 1902, 57.

[15] Россия и Испания: Документы и материалы 1667-1917. Т.1. М., 1991. С.160.

[16] АВПРИ.Ф.35 (Сношения России с Англией). Оп.1. 1749 г. Д. 732. Л.29.

[17] R. de Carvalho, Relações entre Portugal e a Rússia no século XVIII, Lisboa 1978, 186.

[18] АВПРИ. Ф.35 (Сношения России с Англией). Оп.1. 1755 г. Д.769. Л.276, 336, 365об.