[ISSN
1825-0300]
Ius-Antiquum-Древнее-право-21-2008
И.Е.
СУРИКОВ*
ГЕРОДОТ
О
ДРЕВНЕГРЕЧЕСКИХ
ЗАКОНАХ
Мало
найдется
античных
источников, имеющих
столь же
колоссальную
значимость, как
исторический
труд
Геродота. При
этом Геродот
как
исследователь
отличался
комплексным
подходом к
действительности,
широким
охватом
почти всех
сторон
общественного
бытия[1].
Он освещает
не только
факты
военно-политической
истории, как
делали
впоследствии
Фукидид и его
последователи,
но
затрагивает
также реалии,
относящиеся
к культуре,
религии,
экономике,
повседневному
быту, этнографии,
географии и
др.
В свете
вышесказанного
резонным
представляется
обратиться и
к следующему
аспекту
интересующей
нас тематики:
в какой
степени
произведение
Геродота может
быть
использовано
как источник
по истории
греческого
права?
Кажется, в
такой форме
вопрос в
исследовательской
литературе
еще не
ставился. Да
и мы в рамках
данной краткой
статьи,
разумеется,
ни в коей
мере не
претендуем
рассмотреть
его
исчерпывающим
образом. Мы
попытаемся
предпринять
лишь первый
шаг в этом
направлении,
сведя
воедино присутствующий
у Геродота
материал о
различных
известных
ему законах (novmoi) и
законодательствах,
принимавшихся
в различных
эллинских
полисах.
Возможно, эта
подборка
окажется
небесполезной
для
дальнейшего
изучения
соответствующих
сюжетов.
Уже в
первой книге
«Истории»
Геродот упоминает
о двух,
пожалуй,
самых
знаменитых в
Древней
Греции
законодателях
– Солоне
Афинском и
Ликурге
Спартанском.
Солон
занимает
особенно
важное (хотя
с чисто
количественной
точки зрения
вроде бы не
столь уж и
значительное)
место в
геродотовском
повествовании:
в уста
афинского мудреца
историк
влагает свои
самые заветные
мысли[2].
Да, для
Геродота
Солон –
прежде всего
мудрец,
носитель
традиционной
благочестивой
мудрости. Тем
не менее в
связи с
Солоном говорится,
– правда, в
довольно
общей форме –
и о его
законах,
введенных,
как известно,
в 594 г. до н.э.
Так,
рассказывая
о визите
Солона в
Лидию,
Геродот (I. 29)
характеризует
его так:
«…афинянин
Солон, который
дал афинянам
по их желанию
законы (novmou") и затем
на десять лет
уехал из
страны. Отплыл
Солон якобы с
целью
повидать
свет, а на самом
деле для
того, чтобы
его не
вынудили
изменить
законы (tw`n
novmwn)[3]. Ведь
сами афиняне,
связанные
торжественными
клятвами
десять лет
хранить
данные Солоном
законы (novmoisi), не
могли их
изменить»[4].
Из
конкретных
солоновских
законов
Геродот
приводит
только один,
причем в
другом месте
(II. 177) и в
довольно
неожиданном
контексте:
«Амасис
(египетский
фараон – И.С.)
также издал
вот какое
постановление
(novmon)
египтянам:
каждый
египтянин
должен был ежегодно
объявлять
правителю
округа свой доход.
А кто этого
не сделает и
не сможет указать
никаких
законных
доходов, тому
грозила
смертная казнь.
Афинянин
Солон
перенял из
Египта этот
закон (tou`ton tovn novmon) и ввел
его в Афинах.
Еще и поныне
он там сохранился
как самый
превосходный
закон».
В
процитированной
краткой
заметке есть
странные,
несколько смущающие
нюансы.
Фараон
Амасис (Яхмос
II) правил
уже после
законодательства
Солона, так
что
анализируемый
закон из
Египта быть
заимствован
никак не мог.
Перед нами –
характерная
для Геродота
(«филоварвара»,
как его
называл
Плутарх)
тенденция
отыскивать
следы
действительного
или мнимого
восточного
происхождения
многих
греческих
обычаев.
Тем не
менее в целом
в
историчности
этого закона
вряд ли
следует
сомневаться.
Так, вполне
аутентичным
считает его
Э. Рушенбуш,
который
наиболее
скрупулезно
в мировой историографии
занимался
солоновским
законодательством[5].
Правда, этот
ученый
ставит закон
в несколько
иной
контекст по
сравнению с
традиционным
подходом,
предполагающим,
что перед нами
фрагмент
знаменитого
закона о
запрещении
праздности
(автором
которого, по
одной из
версий,
являлся
Солон, а по
другим – Драконт
или
Писистрат[6]). По
мнению
Рушенбуша, в
законе,
приведенном
Геродотом (к
сообщению
которого он
подыскивает
ряд
параллельных
и
релевантных
свидетельств:
Plut. Sol.
22; 23; Diod. I.
77. 5; Arist. Ath.
pol. 7. 4), на
самом деле
речь идет
совсем о
другом, а именно
о разделении
граждан на 4
имущественных
класса –
одной из
самых
известных
мер, предпринятых
Солоном. Сами
классы,
вполне возможно,
в той или
иной форме
существовали
и до
солоновских
реформ, но
Солон дал
этим классам
четкие
критерии
разграничения
друг от
друга,
выражавшиеся
в конкретных
цифрах
годичного
дохода
гражданина[7].
Соответственно,
доход
необходимо
было проверить
и оценить;
для этого-то
граждане и обязывались
подавать
такие
«декларации».
Вот какой цели
служил
данный закон.
Возможно,
у «отца
истории»
есть
косвенные свидетельства
и о некоторых
других законах
Солона,
однако
законодатель
эксплицитно
по имени не
назван. Так,
тиран
Сикиона Клисфен
говорит у
Геродота (VI. 130):
«…Дочь мою
Агаристу я
отдаю в жены (ejgguw`)
Мегаклу, сыну
Алкмеона, по
законам
афинян (novmoisi
toi`si ÆAqhnaivwn)».
Событие
датируется
570-ми гг. до н.э.[8]
Нетрудно
заметить, что
речь здесь
идет о специфическом
институте ejgguvh (на
русский
обычно
переводится
как «помолвка»
или «обручение»,
но, строго
говоря, не
соответствует
в полной мере
ни тому, ни
другому). В
законодательном
своде Солона
были и законы
об ejgguvh[9]. На
момент брака
Мегакла в
Афинах
действовали
именно они,
следовательно,
на них-то и ссылается
сикионский
правитель.
Затронем
в данной
связи и еще
один
небезызвестный
эпизод. Тиран
Писистрат,
женившись на
девушке из
рода
Алкмеонидов,
не хотел иметь
от нее
потомство и
потому, пишет
Геродот (I. 61), ejmivsgetov oiJ ouj kata; novmon. Г.А.
Стратановский
переводит
это место: «…общался
с ней
неестественным
способом»; аналогичное
понимание
фразы
встречаем и в
переводах на
другие
современные
языки. Соответственно,
данный
пассаж
обычно вызывает
нездоровый
интерес. А
между тем
вполне
вероятно, что
переводить
его нужно
дословно – не
«неестественным
способом», а
«не по закону».
Дело в том,
что имелся
закон Солона,
регламентировавший,
с какой
минимальной
частотностью
муж должен
совокупляться
с женой – не
менее трех
раз в месяц (Plut. Sol.
20). Если
Писистрат
попросту
вообще не
совокуплялся
с юной
супругой или
делал это
реже, чем предписывалось,
– то тем
самым он уже
нарушал
закон;
какое-то
извращение
предполагать,
таким
образом,
совершенно
не
обязательно.
Иными
словами,
здесь перед
нами,
возможно,
свидетельство
о том, что
«отцу
истории» был
в какой-то
мере
известен и
этот солоновский
закон.
Впрочем,
затронутый
вопрос непрост
и
заслуживает
отдельного
исследования.
Более
общий и менее
конкретный
характер имеют
сведения
Геродота о
Ликурге (I. 65–66).
Историк
пишет:
«Прежде у
лакедемонян
были даже
почти что
самые дурные
законы (kakonomwvtatoi) из всех
эллинов…
Свое
теперешнее
прекрасное
государственное
устройство (eujnomivhn)
они получили
вот каким
образом… Как
только
Ликург стал
опекуном
царя, он то
изменил все
законы (ta;
novmima panta) и
строго
следил, чтобы
их не
преступали.
Затем он
издал указы о
разделении
войска на
эномотии и
учредил
триакады и
сисситии.
Кроме того,
Ликург
учредил
должность
эфоров и основал
совет
старейшин.
Так-то
лакедемоняне
переменили
свои дурные
законы на
хорошие (eujnomhvqhsan)…».
В этом
пассаже
опять же есть
информация,
не вполне
заслуживающая
доверия. Так,
коллегия
эфоров,
насколько
можно судить,
была введена
уже в
послеликурговское
время[10].
Однако
характерно,
что точно
такую же ошибку,
как Геродот,
допускает в
своей
«Лакедемонской
политии»
даже
Ксенофонт – а
уж этот-то
автор знал
спартанские
порядки не
понаслышке.
Для нас
наиболее
важно, что в
рассказе
«отца
истории», как
видим,
неоднократно
встречается
ключевой
термин eujnomiva
(буквально –
«благозаконие»)
и производные
от него. Этот
термин
безусловно
аутентичен
для
архаической
эпохи (такое
название
носит одно из
важнейших
стихотворений
спартанского
поэта VII
в. до н.э.
Тиртея).
«Евномия»
была едва ли
не главным
лозунгом при
проведении
законодательных
эпох как в
Спарте, так и
в
солоновских
Афинах (у
Солона тоже
есть элегия
«Благозаконие»)[11].
Таким
образом, в
целом
Геродот
опирается здесь
на
достаточно
прочную
традицию.
Перейдем
теперь к
другим
упоминаниям
греческих
законов,
встречающимся
у Геродота. Некоторые
из них довольно
экзотичны.
Например,
после того,
как в VII
в. до н.э.
Спарта
одержала
победу над
Аргосом и
аннексировала
у него
местность
Фирею, аргосцы
«ввели закон
(novmon)
и изрекли
проклятие,
чтобы ни один
аргосец не
смел
отращивать
себе длинные
волосы и ни
одна женщина
– носить
золотых
украшений,
пока Фирея не
будет
отвоевана.
Лакедемоняне
же, напротив,
установили
законом (novmon) отныне
носить
длинные
волосы (до
этого они
коротко
стригли их)» (Herod. I.
82).
В
законах, о
которых
здесь идет
речь, сильна
религиозная
составляющая,
как и в целом
в архаическом
греческом
праве.
Особенно это
касается
аргосского
закона:
гражданам и
гражданкам
этого полиса
фактически
вменялись в обязанность
те самые
действия,
которые обычно
совершались,
согласно
жреческим
предписаниям,
в случае
траура по
умершему.
Встречаются
у «отца
истории»
свидетельства
и еще о
некоторых
конкретных
спартанских
законах – без
прямого
указания на
то, что они
восходят к
Ликургу. Так,
после смерти царя
Анаксандрида
(вторая
половина VI в. до н.э.)
«лакедемоняне
по закону (crewvmenoi tw`/ novmw/)
как старшего
возвели на
престол
Клеомена» (Herod. V.
42; о том же
законе
упоминается
и в другом
месте – VI. 52). Уже в
правление
этого
Клеомена,
когда он вступил
в распрю со
своим
соправителем
Демаратом во
время экспедиции
на Афины, что
повело к
срыву этой последней,
«в Спарте был
издан закон (novmo"),
запрещающий
обоим царям
вместе идти в
поход (прежде
ведь
отправлялись
в поход оба
царя)» (V.
72).
Подробно
рассказывается
о том, что
гласил закон
(novmo")
у спартанцев
относительно
ритуалов,
обязательных
к исполнению
в случае
смерти царя (Herod. VI.
58)[12].
Говорится и о
законе, из-за
которого
спартанское
ополчение в 490
г. до н.э. не
смогло вовремя
прибыть на
помощь
афинянам к
Марафону. Согласно
этому закону
(novmon),
«в девятый
день (месяца
– И.С.)… нельзя
выступать в
поход, если
луна будет
неполной» (VI. 106).
Вообще,
комплекс
известных
Геродоту спартанских
законов
представляет
собой, как можно
заметить,
весьма
сложный
конгломерат,
в котором
есть как
элементы
весьма древнего
происхождения,
имеющие
сакральную окраску,
так и
относительно
недавние (по
сравнению с
временем
жизни
историка)
нововведения
VI в. до н.э.
Законодательный
свод Спарты
(в значительной
степени
сохранявший
долгое время
устный
характер)
формировался
на протяжении
длительного
хронологического
отрезка, и
лишь
впоследствии
оказался искусственно
связан с
именем
одного
человека,
Ликурга. В
целом «отец
истории»
характеризует
(устами
спартанского
же царя
Демарата)
законы,
действовавшие
в Спарте, как
суровые (novmou
ijscurou`, Herod. VII.
102);
указывается,
что в
спартанском
полисе закон
– владыка (despovth" novmo",
Herod. VII.
104).
В связи
со Спартой
встречаем в
труде Геродота
указание на
очень
интересный
закон, касающийся
имущественных
отношений (VI. 86). Спартанец
Главк принял
на хранение
от своего ксена
из Милета
крупную
сумму денег.
После смерти
милетянина
его сыновья
явились к Главку,
чтобы
получить
деньги
обратно, но
тот, желая их
присвоить,
стал
всячески
отрекаться и
говорить, что
ни о каких
деньгах
знать не
знает: «…Если
я
действительно
получил деньги,
то должен
честно их
вернуть. Если
же я вовсе их
не получал,
то поступлю
по эллинским
законам (novmoisi
toi`si ïEllhvnwn).
Четыре
месяца даю
вам сроку от
сегодняшнего
дня, чтобы
доказать
ваши
требования».
Очевидно,
конкретный
закон, на
который
здесь ссылается
Главк, именно
и определял
процедуру
востребования
денег в
подобных
спорных
случаях, в
частности,
указанный
срок предъявления
обоснованных
претензий –
четыре
месяца. При
этом,
насколько
можно судить,
речь идет об
установлении,
имевшем не
конкретно-полисный,
а скорее
межполисный
характер, признанном
и имевшим
силу в
различных
греческих
государствах.
Неизвестно,
принимались
ли эти законы
по
отдельности
и независимо
в различных
полисах или
же имела место
некая общая
инициатива.
Во всяком
случае, это
уже
определенные
зачатки
международного
коммерческого
права, и они,
несомненно,
облегчали
сделки,
осуществлявшиеся
за пределами
одного
полиса.
Укажем
с большей или
меньшей
уверенностью
и некоторые
другие
случаи законов,
которые
распространялись
более чем на
одно
эллинское
государство.
В начале V в. до н.э.
афиняне, воюя
с Эгиной и
испытывая недостаток
в кораблях,
обратились
за помощью к
коринфянам.
Те дали им 20
кораблей, –
как добавляет
Геродот (VI. 89),
«продав по 5
драхм каждый,
так как
дарить по
закону (ejn tw`/
novmw/)
запрещалось».
Возможно,
здесь
имеется в виду
конкретный
коринфский
закон, но не
исключено
также, что
речь идет о
некоем
общегреческом
установлении,
– правда, не
вполне понятно,
насколько
институционализованном
(ср., например,
русское
поверье, что
нож дарить
нельзя, а
нужно
обязательно
«продать»
его за
символическую
цену).
В
религиозно-политическом
союзе шести
дорийских
городов
юго-запада
Малой Азии и
близлежащих
островов
существовал,
как отмечает
Геродот (I. 144) закон,
согласно
которому
победители
организовывавшихся
союзом
состязаний
получали в
награду
треножники,
но обязаны
были посвящать
эти призы в
храм
Аполлона.
Один из
граждан
Галикарнасса,
одержав
победу, нарушил
этот закон (novmon) и
забрал треножник
к себе домой.
За это
Галикарнасс
был исключен
из союза –
весьма
суровая мера,
основывающаяся
на принципе
коллективной
ответственности.
Геродот, как
известно, сам
был родом из
Галикарнасса,
хорошо знал тамошние
дела, и его
свидетельство,
вне сомнения,
может
считаться
вполне
достоверным.
Таким
образом,
здесь мы
имеем дело
уже явно не с
полисным
законом, а с
установлением,
имевшим
надполисный
характер,
относящимся
к «союзному
праву».
Иногда
при
трактовке
термина novmo" у
Геродота не
так уж и
просто провести
разграничение
между
значениями «закон»
и «обычай».
Ведь данная
лексема может
иметь как то,
так и другое
значение, и
историк
активно
пользуется
обоими.
Особенно часто,
рассказывая
о
«варварских»
народах, он
определяет
различные
существующие
у них обычаи
(явно не
вводившиеся
законодательно)
как novmoi. Впрочем,
негреческий
материал в
рамках данной
статьи нас не
будет
специально
интересовать.
Но и в
рассказах о
греческих
полисах
встречаются
места,
которые
способны при
переводе
породить
двусмысленность.
Например,
Геродот (III. 48)
сообщает, что
жители
Самоса ввели novmo" во
время
праздника
приносить в
святилище лепешки
из сезама с
медом. Г.А.
Стратановский
переводит
здесь novmo" как
«обычай».
Однако нам
представляется,
как минимум,
не менее
вероятным,
что это слово
здесь
означает
именно закон.
Дело в том,
что, как
сказано в
тексте
памятника, самосцы
ejpoihvsanto (ввели,
учредили)
этот novmo". А обычай,
в отличие от
закона, никем
специально и
намеренно не
вводится, он
складывается
постепенно.
Если наша
трактовка
верна, то мы
имеем еще
один случай
закона,
регулирующего
некоторые
стороны религиозной
жизни[13].
Другой
эпизод
совершенно
аналогичного
характера (Herod. V.
88). «Аргосцы же
и эгинцы
поэтому
решили… ввести
обычай (novmon) делать
отныне
женские
застежки в
полтора раза
длиннее
прежнего, а
затем, чтобы
женщины
посвящали в
святилище…
прежде всего
застежки.
Вообще было
запрещено приносить
в дар в
святилище
все предметы
аттического
производства
и аттическую
глиняную
посуду и предписывалось
(novmon... ei\nai) впредь
пить там
только из
глиняных
сосудов местного
изделия»
(курсивом
выделена поправка,
внесенная
нами в
перевод Г.А.
Стратановского.
Как
видим, в этом
пассаже два
раза
встречается
термин novmo". В
первом
случае
переводчик
ничтоже
сумняшеся
передает его
как «обычай»
(что опять же
представляется
не вполне
корректным),
а во втором –
просто игнорирует,
что, кстати,
привело к
появлению в
переводе
фразы с
неправильной
грамматической
структурой, и
мы были
просто
вынуждены
это упущение
поправить.
Ясно, что
перед нами
снова
сознательно
введенный
(после войны
с Афинами)
закон.
Обратим
внимание на то,
что он
регламентирует,
помимо
прочего, даже
некоторые
стороны
повседневного
быта. Но это
не
представляется
чем-то
необычным: для
архаических
законодательств
вообще было
характерно
вмешательство
государства
в личную
жизнь
граждан,
поскольку не
сложилось
еще
представления
о разделении
общественной
и частной
сфер бытия.
Припомним
в связи с
этим
цитированные
выше законы
аргосцев и
спартанцев,
согласно которым
соответственно
первым
предписывалось
стричь
волосы, а вторым
– отращивать.
Применительно
к той же Спарте
Геродот (VII. 209)
указывает
еще и на
следующий novmo":
всякий раз,
как они идут
на смертный
бой, они
украшают
себе головы».
В связи
с
Марафонской
битвой
Геродот упоминает
novmo",
согласно
которому во
время
сражения
архонт-полемарх
должен был
стоять во
главе правого
фланга (VI. 111). И опять
Г.А.
Стратановский
переводит
здесь novmo" как
«обычай», но
в данном
случае это,
на наш взгляд,
уже и совсем
неправомерно.
Гораздо
больше
оснований
считать, что
это именно закон
– из той
части свода
законов,
которая регламентировала
обязанности
магистратов.
Вполне
возможно, что
закон
восходит к
Солону.
Впрочем,
в каких-то
случаях
перевод
термина novmo" как
«обычай»
вполне
оправдан даже
применительно
к греческим
полисам. Так, у
Геродота
говорится,
что у
спартанцев ou[te... ejn novmw/
«падать ниц и
поклоняться
человеку» (VII. 136). В этом
месте
перевод
греческого
выражения
Г.А.
Стратановским
как «не в
обычае» выглядит
корректным;
вряд ли
издавался (у
спартанцев
ли, или у
кого-то другого)
специальный
закон на
подобный сюжет.
Мы не
можем
утверждать
безоговорочно,
что сделанная
здесь
подборка
материала из
Геродота
является
абсолютно
исчерпывающей;
возможно, что
какие-то
свидетельства
и ускользнули
от нашего
внимания. Но
если такие и есть,
их в любом
случае
должно быть
немного;
основной
массив
релевантных
данных в подборку,
судя по
всему, попал,
так что она
представляется
в целом
репрезентативной
и дающей
право на
некоторые
достаточно
ответственные
выводы. К
последним мы
теперь и переходим.
В
«Истории»
Геродота, как
видим,
проблематика,
связанная с
греческими
законами,
занимает
свое, пусть
не
преобладающее,
но все-таки
заметное
место.
Сообщения по
этой проблематике
не
сконцентрированы
в какой-то
одной части
труда, а
разбросаны
по всему его
тексту.
Обращает на
себя
внимание
тематическая
широта
законов,
упоминаемых
Геродотом:
тут и
установления,
связанные с
различными
аспектами
сакральной,
культовой (в
широком
смысле)
жизни, –
таковых,
пожалуй, большинство.
Но имеются и
законы,
входящие в сферу
государственного
права, а
также регламентирующие
имущественные,
брачно-семейные
отношения,
некоторые
стороны
повседневного
быта. Это,
между прочим,
адекватно отражает
«тотальный»
характер
раннегреческих
законодательств,
которые
старались
ничего или
почти ничего
не оставить
без своего
регулирования.
У
Геродота
почти
повсеместно
закон обозначается
термином novmo".
Альтернативный
(насколько
можно судить,
более
архаичный)
термин, qesmov", почти
не
встречается.
Во всяком
случае, нам
удалось
отыскать в
«греческих»
частях
«Истории»
только один
пример
такого
словоупотребления,
да и то достаточно
абстрактного:
Писистрат,
став тираном,
«не нарушил,
впрочем,
порядка
государственных
должностей и
не изменил
законов (qevsmia)…» (I. 59).
И
последнее.
Геродот, как
хорошо
показано в историографии,
при создании
своего труда опирался
преимущественно
на показания
устной
традиции и
редко
обращался к
письменным
документам[14]. И
этот факт
очень сильно
влияет,
помимо прочего,
на освещение
историком
древнегреческих
законов. Они
не
цитируются
дословно, по
первоисточнику,
а всегда
даются в
пересказе.
Кроме того, в
связи с
законом
почти
никогда не
упоминается
имя
законодателя.
Исключений,
как мы видели,
только два:
Солон и
Ликург. Но
это и не
удивительно,
если учесть,
что как раз
вокруг этих
двух
законодателей
в Греции рано
сложилась
обширная
историографическая
традиция,
отчасти
легендарного
характера: их
образы в
наибольшей
мере были
мифологизированы[15].
Но не
будем
чрезмерно
строги к
Геродоту,
встречая у
него те или
иные
упущения при изложении
вопросов,
относящихся
к законам и
законодательствам.
Ведь не
следует забывать,
что в его
эпоху
историко-правовая
наука
находилась
еще в самом
зачаточном
состоянии,
формировалась[16]. И
немалый
вклад в это формирование
(пока еще не
оцененный по
достоинству)
внес сам
«отец
истории».
I. E. SURIKOV
ERODOTO SULLE LEGGI GRECHE ANTICHE
(RIASSUNTO)
Nell’articolo si unisce
tutto il materiale della “Storia” d’Erodoto su diverse leggi
(novmoi) e legislazioni di diverse polis greche. Basandosi sull’analisi di
questo materiale l’a. giunge alle seguenti conclusioni. Nell’opera
del “padre della storia” il tema sulle leggi greche ha un suo
posto, se non proprio dominante, abbastanza visibile. L’informazione su
questo tema non è concentrata solo in una parte speciale
dell’opera, ma si incontra in tutto il testo. Si deve fare tuttavia
attenzione alla larghezza tematica delle leggi menzionate da Erodoto: vi sono
norme su diversi aspetti della vita sacrale, del culto e queste sono le
più numerose. Vi sono anche leggi attinenti alla sfera del diritto
pubblico, dei rappoti di proprietà, di famiglia e di matrimonio, e di
vita quotidiana.
Come è ben mostrato nella
storiografia Erodoto nella sua opera principalmente si è basato sulla
tradizione orale e usava i documenti scritti molto raramente. Proprio questo
fatto, tra gli altri, influenzò sensibilmente il carattere della
descrizione che Erodoto fa delle leggi greche antiche che non vengono citate
letteralmente, secondo la fonte ordinaria, ma sempre in forma narrativa.
Inoltre, lo storico greco quasi mai menziona il nome del legislatore. Con due
sole eccezioni: Solone d’Atene e Licurgo Spartano. Questo fatto non deve
sorprendere computando che proprio intorno questi due legislatori si è
sviluppata una tradizione storiografica dal carattere parzialmente leggendario.
Come tutti sanno, l'immagine di questi legislatori è stata mitizzata
nella misura più grande.