Л.Л.КОФАНОВ

 

РОЛЬ КОЛЛЕГИИ АВГУРОВ

В РАЗРАБОТКЕ РИМСКОГО

АРХАИЧЕСКОГО ПРАВА*

 

 

 

 

 

                             В учебной, да и научной юридической литературе при изложении истории формирования римского архаического права традиционно огромное внимание уделяется роли понтификов. Действительно, из источников хорошо известно, сколь велика была роль этой коллегии в интерпретации древнего права. Когда же речь заходит об авгурах, называвшихся также птицегадателями, право упоминается гораздо реже. Конечно, обычно говорится о так называемом ius augurale, однако зачастую его принято относить к науке о дивинации, понимаемой слишком узко как искусство гадания, предсказывания будущего. Лишь немногие ученые, среди которых хотелось бы отметить проф. П.Каталано и О.Берендса[1], обратили внимание на некоторые чисто юридические аспекты деятельности коллегии авгуров.

Между тем источники ничуть не меньше чем о понтификах говорят и о значении коллегии авгуров в правовых вопросах. Действительно, у Цицерона в его знаменитом трактате “О законах” мы находим следующую характеристику авгурального права: “Однако право, связанное с авторитетом авгуров, является величайшим и важнейшим в государстве...”[2] Это утверждение он конкретизирует в следующей норме закона: “Государственные авгуры, интерпретаторы воли Юпитера Всеблагого Величайшего, на основании знамений и ауспиций да узнают грядущее... и хранят Город, поля и храмы свободными и освященными. И все то, что авгур объявит неправильным, запретным, порочным, зловещим, да не будет выполнено и свершено; кто ослушается, да ответит головой”[3].

Сразу  следует подчеркнуть, что Цицерон, приведший текст этого закона, указывает на то, что он мало чем отличается от законодательства второго римского царя Нумы Помпилия. Следовательно, в какой-то мере речь у него идет об архаических нормах, не потерявших, однако, своего значения и в республиканском Риме. Итак, деятельность авгуров была связана с гаданиями, т.е. с выявлением воли божества относительно того или иного намерения людей, что называлось у римлян divinatio. Ученые обычно понимают фразу Цицерона “да хранят они Город, поля и храмы свободными и освященными” в том смысле, что авгуры имели особые функции в межевании римских земель, в установлении и соблюдении границ (померия) как самого Рима, так и его колоний[4]. Они же решали, в каком именно месте должно возводить как отдельное публичное здание или храм, так и весь город. Вообще, как пишет Варрон[5], именно авгуры подразделяли всю римскую землю на различные категории.

Далее Цицерон (Leg.II.21), комментируя свои идеальные законы об авгурах, подчеркивает, что авгуры имели  право распустить народное собрание, объявить неугодными богу выборы того или иного магистрата и даже отменить уже принятые законы[6]. Наконец, без одобрения авгуров не могло состояться ни одно решение римских магистратов. Таким образом, авгуры обладали правом “вето” на любое деяние как отдельных римских магистратов, так и всего римского народа. Цицерон приводит многочисленные примеры такого рода проявлений авгурской власти[7]. Причем авгур обладал правом налагать определенные штрафные санкции в виде требования очистительного жертвоприношения на лиц, послуживших причиной недовольства божества. Более того, по словам Цицерона нарушение табу римских авгуров вело к тяжелым правовым санкциям - смертной казни. Конечно, Цицерон, сам являясь авгуром, быть может, придавал этой жреческой коллегии несколько большее значение, чем то было на практике в его время, однако вся античная традиция подтверждает его правоту в отношении архаического Рима. Справедливости ради следует отметить, что тот же Цицерон приводит и многочисленные примеры неподчинения магистратов авгурам и другим подконтрольным им прорицателям[8].

В небольшой статье невозможно рассмотреть все перечисленные Цицероном функции авгуров, поэтому остановимся лишь на одном, но наиболее важном аспекте их юридической компетенции в архаическую эпоху - судебных полномочиях. Ведь как ни покажется это странным, именно авгурам римляне во многом обязаны за свои разработки в области судебного процесса вообще и процессуального следствия в особенности.

Дабы подтвердить этот тезис, обратимся к источникам. Прежде всего следует отметить, что по единодушному признанию традиции  должность авгура занимали и сами римские цари. Так, Цицерон подчеркивает, что"... цари были авгурами, и позже (т.е. в период республики -Л.К.) частные лица, наделенные тем же жреческим достоинством, управляли  государством, опираясь на авторитет религии"[9]. Именно римские цари возглавляли коллегию авгуров и практически руководили их деятельностью. В связи с этим следует отметить, что инсигнии авгуров во многом совпадали с царскими. Так, авгуры были облачены в царскую пурпурную мантию - трабею[10] и имели загнутый жезл, называвшийся lituus. На авгурском жезле lituus следует остановиться особо, так как он имел большое значение не только для авгурских гаданий, но и для царской судебной власти. Вергилий упоминает в “Энеиде” "загнутый" царский жезл уже по отношению к легендарному царю Латину[11]. Сервий в комментариях к этому отрывку дает следующее определение жезла: "КВИРИНАЛЬСКИЙ ЖЕЗЛ - lituus - это загнутый авгурский жезл, которым пользовались для обозначения небесного пространства, ведь рукой (это делать) не дозволялось. Квиринальским же он называет жезл из-за его статуса, так как впоследствии такой жезл имел Квирин: ведь в то время Ромула еще не было. [или  lituus - это царский жезл, в котором была власть разрешения судебных тяжб"[12]. Итак, у Ромула был именно такой загнутый квиринский жезл. Иоанн Лид ошибается, указывая, что навершие ромулова жезла было украшено фигуркой орла. Эта модификация, согласно традиции (Dionys. III. 61. 1), заимствована у этрусков позже, царем Туллом Гостилием. Полная аналогия царского жезла с авгурским совсем не случайна. Как авгуру не дозволялось разделять небо на правую и левую стороны пустой рукой, так и царю не разрешалось вершить божеский суд, разделение тяжущихся на правых и виноватых без скипетра. Безусловно, первоначально царский жезл был знаком именно авгурских полномочий царя. Ведь авгуры с помощью жезла не только совершали гадания по птицам о благоприятном или неблагоприятном исходе того или иного предприятия, но и вершили суд, выясняя посредством гаданий, кто именно из граждан вызвал на общину гнев богов. Сакральный характер древнейшего судебного процесса не раз отмечался в литературе[13], здесь же необходимо лишь подчеркнуть особую, магическую с точки зрения римлян роль царского жезла lituus в совершении правосудия. Отсюда и этимологически близкое латинское слово lis, litis - "судебное разбирательство", и в то же время глагол litare - "искупать, приносить в жертву". Вообще роль жезла в судебном процессе всегда в Риме была очень велика, хотя согласно традиции фестука в виндикационной тяжбе имеет несколько иное происхождение, олицетворяя копье, которым тяжущиеся ритуально пронзали оспариваемую вещь[14]. Однако аналогия между ритуалами виндикационного судебного процесса и следствия, проводимого авгуром при выяснении воли Юпитера, бросается в глаза. Так, Ливий, описывая ритуал инавгурации Нумы Помпилия на царство, говорит, что авгур совершил молитву в торжественных словах (т.е. в форме нункупации), держа жезл в правой руке, разграничил им небесное пространство, затем, переложив жезл в левую руку, правую наложил на голову Нумы, после чего стал ожидать благоприятных или  неблагоприятных божественных знамений[15]. Речь идет о свойственном виндикационному процессу юридическом акте наложения руки (manus iniectio). Таким образом, в инавгурации мы находим те же элементы, что и в виндикационном процессе - использование жезла, наложение руки, да и сам ритуал инавгурации. Этот ритуал символизировал ничто иное как божеский суд, где Юпитер через знамения как бы сам непосредственно выражал свою волю.

Не менее весомые аргументы в пользу тезиса о судебных полномочиях авгуров дает рассмотрение характера процесса дивинации - т.е. выяснения авгурами воли божества. Довольно подробно описывает это Дионисий Галикарнасский в рассказе о знаменитом авгуре времени Тарквиния Древнего Атте Навие[16]. Этот авгур, еще будучи простым юношей, благодаря Юпитеру найдя пропавшую свинью, исполняя данный им обет отдать богу в благодарность самую крупную в его саду виноградную гроздь, с помощью авгурского жезла производит некое расследование. Разделив виноградник на четыре части, он исследует каждую из этих частей, ища благоприятных знамений над одной из них. Выделенную таким образом часть он вновь делит на четыре части и повторяет всю операцию несколько раз до тех пор пока наконец не обнаруживает необычайно большую виноградную гроздь. Конечно, подобного рода “расследование” весьма примитивно, однако именно из этого примитивного ритуала родилась практика судебного расследования. Необходимо пояснить это. Дело в том, что разделив небо, землю или какие-либо другие предметы или даже лица на части, авгуры искали знаков божественной воли над той или иной из частей. Эти знаки назывались римлянами signa и не сводились лишь к полету орлов или коршунов. Так, Фест пишет: “Государственные авгуры наблюдают за пятью видами знамений: исходящих от неба, от птиц, от кормления кур, от четвероногих животных и от случайных знамений (человеку)”[17]. Для нас особый интерес представляют последние знамения или знаки, называвшиеся signa ex diris. Любопытно, что знамения, являвшиеся человеку, были необязательны, если сам человек не считал их таковыми[18], т.е. перед авгуром нередко стоял выбор, какие из знаков считать в данной конкретной ситуации важными, а какие вообще не относящимися к данному делу. Иногда таких знаков было достаточно много, именно поэтому расследование авгуров должно было проходить при полнейшей тишине, дабы не обременять их излишними знаками (Cic. Divin. I. 45. 102). Не случайно дивинация авгуров считалась особым искусством и даже наукой (disciplina) распознавания божественной воли.

Здесь следует отметить, что к расследованию авгуров прибегали не только в случае межевания полей, нахождения наиболее подходящего для храма места или выяснения причин неурожая, болезней и других проявлений гнева Юпитера, но и при разборе в народном собрании по куриям апелляций на судебные решения магистратов, называвшихся provocatio ad populum. Это обращение к народу сродни праву рабов и плебса прибегать в храм или к статуе Юпитера в поисках защиты от несправедливости. Некоторые конкретные примеры источников позволяют убедиться в этом.

Наиболее важен в этом смысле судебный процесс над знаменитым Горацием, одержавшим в правление царя Тулла Гостилия победу над Куриациями. Это один из тех немногих случаев, когда царь и авгур не совпадали в одном лице, так как Тулл Гостилий намеренно отказался от решения по этому делу, передав его дуумвирам. Ливий рассказывает[19], что осужденный дуумвирами на смерть за убийство родной сестры, Гораций в соответствии с правом авгуров и понтификов[20] обращается к народу за защитой. Вновь начинается следствие, на котором отец Горация выставляет в качестве аргументов знаки недавней победы сына: доспехи поверженных Куриациев и могилы погибших Горациев. Гораций был оправдан и, как пишет Фест, “с одобрения авгурий освобожден от всякого наказания за преступление”[21]. Здесь речь идет не о простых счастливых предзнаменованиях, одобряющих решение народа. Использованный Фестом глагол adprobare означает также “доказывать”, “проверять”. Несомненно, авгуры дали свое одобрение лишь после расследования всех знаков-знамений по этому делу, выражавших божественную волю. Вообще такими знаками для авгуров вполне могли быть и человеческие слова, произнесенные однако неумышленно. Так в 390 г. до н.э. при разборе в сенате спора между Камиллом и плебейскими трибунами о возможности переселения римлян из разрушенного Рима в захваченные Вейи подобным добрым предзнаменованием послужила для авгуров брошенная проходящим мимо Курии центурионом фраза: “Знаменосец, ставь знамя, мы остаемся здесь”[22].  Далее, это могли быть и приведенные в суде свидетельские показания, которые, однако, можно было бы истолковать как проявление божественной воли. Так случилось, например, в 493 г. до н.э., когда авгуры приняли во внимание свидетельство простого плебея о явившемся ему во сне Юпитере, требовавшим искупления за жестокое наказание господином своего раба во время торжественного праздничного шествия[23]. Цицерон в трактате “О дивинации” приводит некоторые примеры подобного рода. Вообще, судя по всему, расследование судебных дел в архаическом Риме, судебное дознание, определение правого и виноватого производилось по весьма распространенному в ранних обществах принципу “Бог шельму метит”. Соответственно, задачей авгура было найти, расследовать и понять, интерпретировать “метки”, знамения бога.

Любопытно, что Цицерон, сам будучи авгуром, буквально высмеивает в трактате “О дивинации” суеверия древних римлян, руководствовавшихся в государственных делах ничего не значащими приметами. Вместе с тем к искусству дивинации, к авгурской науке он относится с должным пиететом, признавая, что для государства весьма важно сохранить эти древние традиции и ритуалы. Однако, блюдя древние традиции, главным во всякой человеческой деятельности он считает ratio[24]. Поэтому действительно мудрых авгуров он называет prudentes[25], а знатоков права, iuris prudentes сравнивает в их искусстве с авгурами[26]. В трактате “О законах” Цицерон объясняет важность должности авгуров для государства тем, что по закону все магистраты должны подчиняться авгуру, так как он советчик (consiliarium) и помощник, т.е. как бы юрисконсульт самого Юпитера Всеблагого Величайшего (Cic. Leg. III.19.43). В то же время источники часто называют авгуров интерпретаторами (interpretes) воли Юпитера (Cic. Leg. II. 20; 3.43; De nat. deor. II. 12; Phil. 13. 12; Arnob.IV. 34).

Весьма ценно для нас замечание Цицерона о том, что в раннем Риме наука авгуров имела две основных сферы применения: решение государственных дел и так называемое agendi consilium[27]. Дословно это выражение можно перевести как “совет в делах”. Такие советы авгуров назывались responsa или decreta в зависимости от консультативного или обязательного для магистрата, сената, судебной коллегии или частного лица характера. Выражение agendi consilium имеет и процессуальное значение “совета по ведению исков”. Известно, что древнейший центумвиральный суд состоял из четырех таких consilium, или коллегий, отличавшихся, по-видимому, характером разбираемых в них дел. Думается, что в центумвиральном суде наибольшим авторитетом пользовались именно авгуры, затмевая своим авторитетом даже понтификов. Быть может, именно поэтому наиболее важная начальная стадия судебного процесса, на которой назначался главный обвинитель и так называемые субскрипторы, т.е. сообвинители, и избирались судьи по данному иску, называлась дивинацией[28], т.е. обозначался тем же термином, что и авгурская наука предвидения[29]. Причем Гавий Басс объясняет такое название необходимостью для судьи обладать в этом виде судебного процесса даром предвидения, прорицания. Псевдо-Асконий подчеркивает, что обвинительная судебная речь авгура Цицерона называется дивинацией потому, что в ней не разбиралось содеянное, а исследовалось будущее[30].

Итак, я попытался показать, что в архаическом Риме деятельность авгуров не сводилась лишь к функциям официальных прорицателей воли Юпитера. Как во многих ранних обществах, где общинный колдун обычно выполнял судебные функции[31], так и в архаическом Риме авгуры были чем-то вроде высшего апелляционного суда, следователями и юрисконсультами одновременно. Конечно, в республиканском Риме эти функции авгуров постепенно отодвигались на задний план по мере появления все новых магистратов, обладавших судебными функциями - преторов, цензоров, трибунов, эдилов, квесторов и т.д. Однако римское право достаточно долгое время сохраняло и даже развивало те ритуальные формы судебного процесса, которые были заложены авгуральным правом. Так, например, известный ритуал следственного обыска “с чашей и перевязью”[32], во многом сходный с расследованием знамений воли божества, производимым авгуром с жезлом в руках[33], сохранялся в Риме вплоть до первых веков н.э. Да и сами римские юристы в той или иной мере понимали свою причастность к божественному провидению, к авгуральной науке предвидения в поиске божественной справедливости. Не случайно поэтому, император Юстиниан, известный своим знанием древнего права и почитанием архаических законов Ромула и XII таблиц, видимо, в подражание древним авгурам “освятил” свою знаменитую кодификацию как “священнейший храм Юстиции” (sacratissimum templum iustitiae consecrare - C.J.17.1.5). Конечно, Юстиниан был христианским императором, однако многие древнеримские юридические представления уходящей эпохи отнюдь не были ему чужды. Юрист позднеклассической эпохи Ульпиан как бы раскрывает эти представления, высказываясь вполне в духе древнеримских авгуров: “По заслугам нас назвали жрецами, ибо мы поклоняемся Юстиции, возвещаем понятия доброго и справедливого, отделяя справедливое от несправедливого, отличая дозволенное от недозволенного, желая, чтобы добрые совершенствовались не только путем страха наказания, но и путем поощрения наградами, стремясь к истинной, если я не заблуждаюсь, философии, а не к мнимой”[34].

Таким образом, на мой взгляд, юриспруденты и юрисконсульты позднереспубликанской эпохи ведут свое происхождение не только от понтификов, но и от авгуров. Более того, если понтифики в своей юридической деятельности были хранителями, в лучшем случае толкователями писанных законов, исковых формул legis actiones, то responsa и decreta авгуров, опиравшихся непосредственно на божественную волю, т.е. не на букву, а на дух закона, во многом сформировали те известные принципы преторской деятельности, благодаря которым ius honorarium иногда называют прецедентным правом. Не случайно поэтому, Сервий в комментариях к Энеиде Вергилия упоминает некий особый вид авгурий, называвшийся legis dictio, где само обращение авгура к богу есть нункупация или петиция, как бы исковое требование, принимавшее с одобрением Юпитера силу закона[35].

 

 

 

 

 

 

 

 

Nella letteratura scientifica la parte princi-pale nell’elaborazione del diritto romano arcaico  viene tradizionalmente assegnata al collegio dei pontéfici, mentre allo stesso tempo l’importanza degli auguri viene di solito sottaciuta. Le fonti intanto consentono di affermare che il ruolo degli auguri specialmente nell’elaborazione del sistema del processo giudiziario romano, dell’istruttoria fu molto grande. Il simbolo stesso del potere degli auguri, il cosiddetto scettro lituus, identico allo scettro reale dell’epoca piú antica, sta a testimoniare  i poteri giudiziari degli auguri (Serv. Ad Aen. VII. 187).

Questo fatto trova la sua conferma anche nello studio dei dati delle fonti sul carattere della divinazione che non era altro che l’investigazione dei vari segni–indizi (signa) della volontа divina su questa o quella causa. Il carattere di questi signa и assai vario; dai romani dell’epoca arcaica essi venivano interpretati come una specie di testimonianze della divinitа stessa. In questo senso il piú caratteristico и l’esempio del processo giudiziario di Orazio (Liv. 1. 26. 5-8), in cui il ruolo degli augúri nell’approvazione della sentenza di assoluzione dalla parte del popolo  fu  dominante  (Fest.  P.  297  L.).  Molto

KOFANOV L.L.

 

IL RUOLO DEL COLLEGIO DEGLI

AUGURI NELL’ELABORAZIONE DEL

DIRITTO ROMANO ANTICO

 

COMPENDIO

 

significativo и pure il processo giudiziario del 493 av. Cr. contro il proprietario dello schiavo giustiziato, in cui sotto i sacerdoti che interpretano la testimonianza divina trasmessa in sogno si possono palesemente riconoscere gli auguri e i vati ad essi subordinati (Plut. Marc. 24-25).

Infine le testimonianze delle fonti sul carattere dei responsa e decreta  augurali, sul consilium agendi degli auguri (Cic. De leg. 2.13.33), sulle origini della divinazione giudiziaria (Gell.2.4.1-5; Ps.Ascon. p. 99) confermano il ruolo principale degli auguri e della loro “scienza” (disciplina) nell’elaborazione del sistema del processo giudiziario basato non soltanto sulle azioni e sulle leggi scritte conservate dai pontefici, ma anche sullo spirito della giustizia divina ricevuta negli indizi divini interpretati dagli auguri. In questo senso si puт dire  che responsa e decreta degli auguri i quali si appoggiavano direttamente sulla volontа divina, cioи non sul testo, ma sullo spirito della legge, sotto molti aspetti servirono a formare quei noti principi dell’attivitа di pretori, grazie ai quali ius honorarium viene a volte nominato diritto di precedente.

 


* Статья подготовлена в рамках проекта "Жреческие коллегии в раннем Риме", разрабатываемого при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (грант 96-01-00383).

[1] Catalano P. Contributi allo studio del diritto augurale. Torino, 1960; обзор историографии проблемы см. P. 9-15, 195-210, 395-410; Behrends O. Bodenhoheit und Bodeneigentum im Grenzwesen Roms // Die rцmische Feldmesskunst. Gцttingen, 1992. S. 213-243.

[2] Cic. Leg. II.12.31: Maximum autem et praestantissimum in re publica ius est augurum cum auctoritate coniunctum...

[3] Cic. Leg. II. 20-21: Interpretes autem Iouis optumi maxumi, publici augures, signis et auspiciis postera uidento, ...urbemque et agros et templa liberata et efflata habento. Quaeque augur iniusta nefasta uitiosa dira deixerit, inrita infectaque sunto; quique non paruerit, capital esto.

[4] Catalano P. Op. cit. P. 248-318.

[5] Varr. LL. V.33: Ut nostri augures publici disserunt, agrorum sunt genera quinque: Romanus, Gabinus, peregrinus, hosticus, incertus...  (Как  считают наши государственные авгуры, существует пять родов земель: римская, габинская, перегринская, вражеская и неизвестная).

[6] Cic. Leg. II.12.31: Maximum autem et praestantissimum in re publica ius est augurum cum auctoritate coniunctum... Quid enim maius est, si de iure quaerimus, quam posse a summis imperiis et summis potestatibus comitiatus et concilia vel instituta dimittere, vel habita rescindere? Quid gravius quam rem susceptam dirimi, si unus augur “alio <die>” dixerit? Quid magnificentius quam posse decernere, ut magistratu se abdicent consules? Quid religiosius quam cum populo, cum plebe agendi ius aut dare aut non dare? Quid, legem si non iure rogata est tollere, ut Titiam decreto conlegi, ut Livias consilio Philippi consulis et auguris? Nihil domi, nihil militiae per magistratus gestum sine eorum auctoritate posse cuiquam probari? (Однако право, связанное с авторитетом авгуров, является величайшим и важнейшим в государстве... Ведь что может быть больше, если мы рассматриваем вопрос о праве, чем возможность отменять назначенные носителями высшего империя и власти собрания и сходки, а уже состоявшиеся объявлять недействительными? Что может быть важнее, чем возможность прекращать уже начатое обсуждение, если хотя бы один авгур произнесет “В другой день”? Что может быть величественней, чем право постановить, чтобы консулы отказались от своей магистратуры? Что может быть священнее, чем возможность дать или не дать право обратиться к народу или плебсу с речью? Что, как не возможность отменить закон, если он был проведен не по праву, как это было с законом Тиция по постановлению коллегии, с Ливиевыми законами по решению консула и авгура Филиппа? А то, что без их авторитета ничто из деяний магистрата ни дома, ни на войне не может быть одобрено?).

[7] Cic. De nat. deor. II. 3.7-9; 4.10-12; Divin. I.17.33; 26.55; 35.77; 43.95; 44.100; 47.105-106; 48.107. См. также: Wissowa G. Augures // RE. Bd. 2. S.2325-2337.

[8] Критический подход к роли жрецов вообще в политической жизни раннереспубликанского Рима см.: Сморчков А.М. Римское публичное жречество: между царской властью и аристократией // ВДИ. 1997. №1. С. 35-45.

[9] Cic.Divin.I.89: ...nostra civitas, in qua et reges augures et postea privati eodem sacerdotio praediti rem publicam religionum auctoritate rexerunt...

[10] Serv. Ad Aen. VII. 612: IPSE QUIRINALI TRABEA Suetonius in libro de genere vestium dicit tria genere esse trabearum: unum dis sacratum, quod est tantum de purpura; aliud regum, quod est purpureum, habet tamen album aliquid; tertium augurale de purpura et cocco. "Quirinali" ergo regali. (САМ В КВИРИНАЛЬСКОЙ ТРАБЕЕ - Светоний в книге "О видах одежд" говорит, что есть три рода трабей: одна, посвященная богам, была целиком из пурпура, другая, тоже пурпурная, но имеет что-либо белого цвета, принадлежала царям, третья, пурпурно-алая - авгурам).

[11] Verg. Aen. VII. 168-174:

...Hic sceptra accipere et primos attollere fasces

Regibus omen erat, hoc illis curia templum...

...Здесь по обычаю все цари принимали впервые

Жезл и фасции, здесь и храм, и курия были,...

Verg. Aen. VII. 187-189:

Ipse Quirinali lituo parvaque sedebat

Succinctus trabea laevaque ancile gerebat

Picus, equum domitor...

Пик, укротитель коней, сидел в короткой трабее,

Щит священный держа и загнутый жезл квиринальский.

 

[12] Serv. Ad Aen. VII. 187: QVIRINALI LITVO  lituus est incurvum augurum baculum, quo utebantur ad designanda caeli spatia, nam manu non licebat. Quirinalem autem ex persona sua dixit, qualem postea Quirinus habuit: nam tunc adhuc non fuerat Romulus. [vel lituum id est regium baculum, in quo potestas esset dirimendarum litium.] (ср.: Macr. Sat. VI. 8. 1).

[13] Santalucia B. Alle origini del processo penale romano // IURA. 1984. N35. P. 47-72; Voci P. Diritto sacro romano in eta arcaica // SDHI. 1953. N19. P.145-179.

[14] Gell. XX. 10. 7-10; Gai. Inst. IV. 16.

[15] Liv. I. 18. 7: Augur ad laevam eius capite velato sedem cepit, dextra manu baculum sine nodo aduncum tenens, quem lituum appellarunt. inde ubi prospectu in urbem agrumque capto deos precatus regiones ab oriente ad occasum determinavit, dextras ad meridiem partes, laevas ad septemtrionem esse dixit, signum contra, quoad longissime conspectum oculi ferebant, animo finivit; tum lituo in laevam manum translato dextra in caput Numae imposita precatus ita est: Iuppiter pater, si est fas hunc Numam Pompilium, cuius ego caput teneo, regem Romae esse, uti tu signa nobis certa adclarassis inter eos fines, quos feci.” (10) tum peregit verbis auspicia, quae mitti vellet. quibus missis declaratus rex Numa de templo descendit. (Авгур с покрытой головой сел по левую его руку, держа в правой руке кривую палку без единого сучка, которая называется жезлом. Помолившись богам и взяв для наблюдения город с окрестностью, он разграничил участки от востока к западу; южная сторона, сказал он, пусть будет правой, северная - левой; (8) напротив себя, далеко, насколько хватал глаз, он мысленно наметил знак. Затем, переложив жезл в левую руку, а правую возложив на голову Нумы, он помолился так: (9) “Отец Юпитер, если боги велят, чтобы этот Нума Помпилий, чью голову я держу, был царем в Риме, яви надежные знамения в пределах, что я очертил”. Тут он описал словесно те предзнаменования, какие хотел получить. (10) И они были ниспосланы и Нума сошел с места уже царем).  Ср.: Plut. Numa. 7: Там первый прорицатель, закутав Нуме лицо, повернул его к югу, а сам стал позади, возложив правую руку ему на голову и, помолившись, принялся наблюдать, поглядывая кругом и ожидая от богов предуказаний в виде полета птиц или иных примет. Тишина, невероятная при таком стечении народа, опустилась на форум; запрокинув головы, все ждали, гадая в душе, каков будет исход дела, пока не явилась благая примета - птицы справа. Лишь тогда Нума одел царское платье и спустился к толпе.

[16] Dionys. III.70.3: Затем божественным внушением он разделил виноградник на две части, оставив одну по правую руку, а другую - по левую, после чего стал наблюдать за знамениями над каждой из сторон. Когда же над одной из сторон появились те птицы, которых он хотел (увидеть), он снова разделил эту сторону на две части и точно также заметил птиц, которые там появились. Продолжая тем же способом делить участки и дойдя до последнего виноградника, отмеченного птицами, он нашел необычайно большую виноградную гроздь. Ср. Cic. Divin. I. 17. 31.

[17]  Fest. P. 316 L.: Quinqie genera signorum observant augures: ex caelo, ex avibus, ex tripudis, ex quadrupedibus, ex diris.

[18] Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. СПб., 1885. С. 421.

[19] Liv. I. 26. 5-8: tamen raptus in ius ad regem. rex, ne ipse... consilii populo advocato “duumviros” inquit “qui Horatio perduellionem iudicent secundum legem facio”. (6) lex horendi carminis erat: duumviri perduellionem iudicent; si a duumviris provocarit, provocatione certato; si vincent, caput obnubito; infelici arbori reste suspendito; verberato vel intra pomerium vel extra pomerium”. (7) ...duumviri... condemnassent... (8) tum Horatius... “provoco” inquit. (...Гораций был схвачен и приведен в суд к царю. А тот, чтобы не брать на себя..., созвал народный сход и объявил: “В согласии с законом, назначаю дуумвиров, чтобы они осудили Горация за тяжкое преступление.” (6) А закон звучал устрашающе: “Совершившего тяжкое преступление да судят дуумвиры; если он от дуумвиров обратится к народу, отстаивать ему свое дело перед народом; если дуумвиры выиграют дело, обмотать ему голову, подвесить веревкой к зловещему дереву, засечь его внутри городской черты или вне городской черты”.  (7) ...Дуумвиры... вынесли приговор... (8) Тут Гораций... сказал: “Обращаюсь к народу”.)

[20] Сам Ливий, цитируя древний закон царского времени, не указывает, к какой области права он относился. Однако прямое указание на это мы находим у Цицерона (Cic. De rep. 2. 31. 54): Provocationem autem etiam a regibus declarant pontificii libri, significat nostri etiam augurales (Как свидетельствуют понтификальные, а также наши авгуральные книги, провокация применялась уже во времена царей.)

[21] Fest. P. 297 L. Sororium tigillum:  Accusatus tamen parricidi apud duumviros, dampnatusque provocavit ad populum. Cuius iudicio victor duo tigilla tertio superiecto, quae pater eius constituerat, velut sub iugum missus, subit, consecratisque ibi aris Iunoni Sororiae et Iano Curiatio, liberatus omni noxia sceleris est auguriis adprobantibus. (Сестрин брус: Ведь обвиненный в убийстве дуумвирами и осужденный, он апеллировал к народу. По суду народа победитель прошел под двумя брусами с наложенным на них третьим брусом, которые соорудил его отец, как бы прогнанный под ярмом, и после того как Юноне-Сестре и Янусу-Куриацию были освящены алтари, он был с одобрения авгурий освобожден от всякого наказания за преступление.)

[22]  Liv. V. 55.2: Signifer, statute signum; hic manebimus optime.  (Знаменосец, ставь знамя! Лучше всего нам остаться здесь.)

[23] Plut. Marc. Cor. 24-25: Пораженные сенаторы учинили тщательнейший розыск по этому делу (ejpoihvsanto tou` pravgmatoõ zhvthsin)..; 25: Итак, когда Латиний рассказал сенаторам свой сон и они провели расследование (dihpovroun) о том, что же это был за отвратительный плясун, возглавлявший шествие, кое-кто вспомнил о казни раба, которого провели, бичуя, через форум, а затем убили, - слишком уж необычна была казнь. Так как жрецы (tw`n iJerevwn) были единодушны (в этом расследовании), то хозяин (раба) был осужден, а игры и процессия в честь бога были повторены еще раз с самого начала.

[24] Cic. Divin. II.63.130: ...Только мудрец может быть прорицателем...

[25] Cic. Divin. I.49.111: Horum sunt auguria non divini impetus, sed rationis humanae...; quos prudentes possumus dicere id est providentes, divinos nullo modo possumus..                (Авгурии этих людей являются продуктом не божественного вдохновения, а человеческого разума... Таких людей мы можем назвать “сведующими”, т.е. “предвидящими, но никак не провидцами.” Любопытна приводимая здесь Цицероном этимология prudentes от  providentes.

[26] Cic. De orat. I.45.199: Quid est enim praeclarius quam honoribus et rei publicae muneribus perfunctum senem posse suo iure dicere idem, quod apud Ennium dicat ille Pythius Apollo, se esse eum, unde sibi, si non populi et reges, at omnes sui cives consilium expetant, Suarum rerum incerti; quos ego ope mea Ex incertis certos compotesque consili Dimitto, ut ne res temere turbidas; 200: Est enim sine dubio domus iuris consulti totius oraculum civitatis. Testis est huiusce Q.Mucii ianua et vestibulum...(Что может быть прекраснее для старика, занимавшего в свое время почетные общественные должности, чем возможность с полным правом сказать то, что произносит у Энния его пифийский Аполлон, и назвать себя тем, от кого если не “народы и цари”, то все граждане “совета ждут, не зная, что им делать. Помогаю им и вразумляя, подаю советы я, чтоб дел неясных не решали наобум.” Ведь и впрямь дом юрисконсульта, бесспорно, служит оракулом для всего общества. Свидетели этого - сени и прихожая нашего Квинта Муция...)

[27] Cic. Leg. II.13.33: Sed dubium non estquin haec disciplina et ars augurum evanuerit iam et vetustate et neglegentia... quae mihi videtur apud maiores fuisse duplex, ut ad rei publicae tempus non numquam, ad agendi consilium saepissime pertineret. (Но это учение и искусство авгуров, несомненно, теперь уже исчезло и ввиду своей древности, и ввиду небрежения к нему... Во времена наших предков учение это, мне кажется, имело двоякое значение? иногда к нему прибегали в связи с теми или иными событиями в государстве, но чаще всего в совете по делам).

[28] О судебной дивинации см.: Hitzig. Divinatio // RE. Bd. 5. S. 1234-1236.

[29] Gell. II.4.1-5: Cum de constituendo accusatore quaeritur iudiciumque super ea re redditur cuinam potissimum ex duobus pluribusque accusatio subscriptiove in reum permittatur, ea res atque iudicium cognitio “divinatio” appellatur. Id vocabulum quam ob causam ita factum sit, quaeri solet. (3)  Gavius Bassus in tertio librorum, quos De origine vocabulorum composuit, “Divinatio,” inquit, “iudicium appellatur, quoniam divinet quodammodo iudex oportet quam sententiam sese ferre par sit.” (4) Nimis quidem est in verbis Gavi Bassi ratio inperfecta vel magis inops et ieiuna. (5) Sed videtur tamen significare velle idcirco dici “divinationem”, quod in aliis quidem causis iudex ea quae didicit quaeque argumentis vel testibus demonstrata sunt sequi solet, in hac autem re, cum eligendus accusator est, parva admodum et exilia sunt quibus moveri iudex possit, et propterea quinam magis ad accusandum idoneus sit quasi divinandum est. (Когда выясняется вопрос об установлении обвинителя и назначается судебное следствие относительно того, кому из двух или нескольких (обвинителей) предоставляется главное обвинение, а кому лишь субскрипция против ответчика, то это дело, а также и судебное следствие называются дивинацией. (2) Обычно спрашивают, по какой причине употребляется это слово. (3) Гавий Басс в третьей из книг, которые он написал о происхождении слов, говорит: “Судебный процесс называется дивинацией, должно быть, по той причине, что судья в известной мере предсказывал, какой приговор им самим должен будет вынесен.” (4) Но мысль в этих словах Гавия Басса слишком далека от совершенства и скорее даже скудна и бессодержательна. (5) Однако, по-видимому, он хотел показать, что (слово) “дивинация” употребляется по той причине, что, если в каких-то других судебных делах судья обычно следует тому, что узнал или из предъявленных доказательств, или от свидетелей, то в этом деле, поскольку должен быть выбран главный обвинитель, то (судье) следовало как бы предсказать того, кто более подходит для предъявления обвинения.)

[30] Ps.Ascon. P. 99: Divinatio dicitur haec oratio, quia non de factum quaeritur, sed de futuro, quae est divinatio, uter debeat accusare. (Дивинацией эта речь (Цицерона) названа потому, что в ней исследовалось не совершенное деяние, а будущее, и дивинация состоит в том, чтобы предсказать, кто из двух должен выступить с обвинением.)

[31] История первобытного общества. Эпоха классообразования. М., 1988. С. 380; Malinowski B. Argonauts of the Western Pacific. L., 1922. P. 62 f.

[32] Lex XII tab. 15.b = Fest. P. 104 L.: “Lance et licio” dicebatur apud antiquos, quia qui furtum ibat quaerere in domo aliena licio cinctus intrabat lancemque ante oculos tenebat propter matrum familiae aut uirginum praesentiam. ("С чашей и перевязью" у древних говорилось от того, что тот, кто шел искать краденную вещь, входил в чу-жой дом опоясанный перевязью и держал перед глазами чашу ввиду присутствия матерей семейств и девушек.).

[33] Liv. X. 7. 10: Qui Iovis optimi maximi ornatu decoratus curru aurato per urbem vectus in Capitolium ascenderit, is non conspicietur cum capide ac lituo, capite velato victimam caedet auguriumque ex arce capiet? (А того, кто в облачении Всеблагого Величайшего Юпитера на золотой колеснице проехал в город и взошел на Капитолий, неужто не подобает увидеть с чашей и жезлом авгурским с покрытой головой за совершением жертвоприношения или с крепости следящего птичий полет?).

[34] D.I.1.1.1 Ulp. Lib. 1 Inst.: Cuius merito quis nos sacerdotes appellet: iustitiam namque colimus et boni et aequi notiti-am profitemur, aequum ab iniquo separantes, licitum ab illicito discernentes, bonos non solum metu poenarum, verum etiam praemiorum quoque exhortatione efficere cupientes, veram nisi fallor philosophiam, non simulatam affectantes.

[35] Serv. Aen. III. 89: AUGURIUM modo oraculum, sed usurpative. augurium enim est exquisita deorum voluntas per consultationem avium aut signorum, quod tunc peti debet, cum id quod animo agitamus per augurium a diis volumus impetratum, ut in hoc loco Aeneas, postquam omnia quae volvebat animo petiit, ait ‘da pater augurium’. et est species ista augurii quae legum dictio appellatur: legum dictio autem est, cum condicio ipsius augurii certa nuncupatione verborum dicitur, [quali condicione augurium peracturus sit:] quod hic facit exsequendo formas petitionis versibus supra dictis; tunc enim quasi legitima iure legem adscribit ‘da pater augurium’ et reliqua. (Словом AUGURIUM некогда (назывался) оракул, но только захватываемый. Ведь авгурий - это воля богов, испрашиваемая посредством консультаций у птиц и знаков, которых следует искать тогда, когда то, что мы замыслили в душе, мы хотим посредством авгурий добиться от богов, подобно тому как в этом месте Эней, после того как все, что он вынашивал в душе, испрашивает, говорит “дай отец мне счастливых знамений”. И есть такой особый вид авгурий, который называется “произнесение законов”, ведь “произнесение законов” происходит, когда обстоятельства самого авгурия оговариваются посредством определенного торжественного произнесения слов (нункупацией), о том, [какими обстоятельствами авгурий будет совершен], это он делает посредством расследования в форме петиции, как сказано в приведенных выше стихах; ведь после этого он как бы на законном основании добавляет норму  “дай отец мне счастливых знамений” и прочее.)